— Помните загадочный пожар на причале? Зачем Маврухину было нужно, чтобы «Онега» ушла подальше от этого причала? Быть может, именно на этом месте…
— Понял, — прервал капитан. — Немедленно договорюсь с начальником подводных работ. Им все равно проводить изыскания в этом районе.
— Если можно, скажите ему обо мне. Я тоже включусь.
— Хорошо. Его фамилия Стырчук. Бородатый.
Шиковец повесил трубку. Он был деловым человеком. Все мои нерешительные рассуждения он превратил в четкое действие. Теперь, прежде чем вернуться к старой версии, он сделает все, о чем я попрошу, чтобы по крайней мере убедиться в несостоятельности моих выводов.
— Как слетал? — спросил Валера.
— Прекрасно. Ты все еще дежуришь?
— Да вот, понимаешь, вместо механика. Ложко только что пришел. Они с Машуткой перевернулись в заливе. К счастью, на мелком. Но все вещи утопили. Гитара, главное, уплыла.
— Бедняги.
— Ничего, гитару мы подберем, когда отправимся в рейс, — рассмеялся Валера. — Это по пути, возле бакенов. Зайди в камбуз!
Кастрюля с гречневой кашей, завернутая в полотенце заботливым Боцманом, еще хранила тепло. Рядом лежала записка: «Компот в битоне в халодильнике».
У меня было такое чувство, будто я вернулся домой…
Через час «Онега» отправилась к элеватору, чтобы занять очередь на погрузку. Но прежде чем Кэп запустил двигатель, из пароходства прибыл посыльный: «Павлу Чернову явиться в управление». Обязательный Шиковец решил облегчить мою матросскую участь.
— Везет сачкам! — крикнул Леша Крученых с борта удалявшейся «Онеги». — Между прочим, напротив пароходства кафе–мороженое. И коньяк дают.
Я отправился не в пароходство, а ко второму причалу, где когда–то загорелась бочка с ветошью. У причала покачивался небольшой катерок. Окна его вспыхивали солнечными зайчиками. В этой части затона над всеми сооружениями господствовал старый форт. Темно–коричневый, с округлой центральной башней и расходящимися во все стороны стенами–ходами, он был похож на гигантского краба. Одна из стен, украшенная поверху зубчиками, подступала к самой воде, словно клешня.
На корме катерка одевали водолаза. Командовал загорелый до черноты бородатый человек. Очевидно, это и был Стырчук. Я представился.
— Я, собственно, не говорил ребятам, что мы ищем, — сказал Стырчук, когда мы отошли в сторону. — Если в воде тело, то они обнаружат его. Акваланг знаете?
Пришлось показать удостоверение инструктора.
— Ладно. Тогда провожатого давать не будем. Просто последим за буйком. Возьмите с собой фонарь. И еще советую надеть гидрокостюм.
Он сам помог мне залезть в резиновую, обтягивающую тело шкуру и укрепил баллоны.
— При тридцати атмосферах выходить, — напомнил бородач.
Я прошлепал ластами по палубе.
— И еще. Пирс с этой стороны довольно странный. Колонны, лазы какие–то, выступы. Так что не суйтесь без толку, все равно буек вас выдаст.
Взяв загубник, я медленно опустился в темную воду залива. Солнце превратилось в яичный желток, а затем и вовсе исчезло. Забытое уже ощущение невесомости вновь охватило меня.
Свет слабо проникал на дно. Шум от десятков двигателей сливался в немыслимую какофонию. К этому грохоту постоянным рефреном примешивалось булькание воздуха, выталкиваемого легочным автоматом.
В стороне двигались два светлых пятна. Это водолазы равномерно, шаг за шагом, осматривали район. Незачем было дублировать их, и я остался в стороне, помалу работая ластами. Дно было захламленным: очевидно, после окончания войны его прочистили кое–как, выволокли снаряды и мины, а главную работу оставили до генеральной реконструкции порта.
Как этот Юрский отыскивал в темной воде «Онегу», когда подплывал заряжать баллоны? Наверное, отправляясь в первый раз к своему тайному убежищу на корабельном «кладбище», он проложил шнур либо расставил какие–то «вешки». Но ничего подобного на дне затона я не обнаружил.
Незаметно приблизился к основанию пирса. Оно не было ровной стенкой. Как и предупреждал Стырчук, в зыбком свете передо мной выступила фантастическая колоннада из выщербленных, изъеденных водой железобетонных свай. Покачивались, шевелились, словно змеи, нити водорослей, приросших к бетону. За колоннадой угадывались металлические конструкции с острыми, оборванными краями. Очевидно, они были повреждены взрывами.
Разумеется, водолазы не могли обследовать водное пространство, скрытое за сваями. Им удобно работать на свободном грунте. Лезть в эту металлическую кашу — все равно что в сети. К тому же водолаз не любит работать «под крышей» — если рубашка переполнится воздухом, его прижмет к потолку, и он станет беспомощным, словно муха, попавшая на клейкую бумагу.
А вдруг там, за сваями, за колючей железной преградой, у бетонного потолка — полое пространство? Если тело затолкали туда… Нет, вопреки предупреждению Стырчука я должен был осмотреть этот скрытый в темноте район под пирсом.
Срезав ножом капроновый шнур — он вел к буйку, за которым следили наверху, — я привязал его к старому якорю, глубоко уткнувшемуся в ил. Пусть Стырчук думает, что аквалангист присел на дне и занимается криминалистическими исследованиями, как ему и положено.
Затем протиснулся между сваями. Навстречу вытянулись два железных щупальца арматуры. Они едва не вцепились в гофрированные трубки. Пришлось опуститься поглубже. Дальше снова шли колонны, чуть потолще, двумя рядами, как будто отделяя нефы какой–то затопленной базилики. Некоторые колонны были разрушены, остатки их напоминали полусгоревшие свечи. Вместо фитилей торчали толстые прутья.