Голос его полон ласки и умиротворения.
— Ну, выпил лишнего. Бывает. Кто без греха?
Петюк вырывается и, опрокидывая бутылки, бросается к шефу, хватает за лацканы пиджака.
— Ты зачем пришел? Ты меня проведать пришел? За покупкой собрался?
Костюков отлетает к буфету. С жалобным звоном рушится горка хрусталя.
— Эй, успокойте его! — кричит Костюков, отступая в сени. — Белая горячка, ей-богу!.. Осатанел!
На шум сбегается многочисленная родня. Петюк, хрипя, рвет на себе ворот рубахи.
— Ох ты ж, лишеньки! — причитает мать. — Да вы с ним осторожно, ребята, нервы же у него…
Я незаметно покидаю этот странный дом. Больше ничего не добиться от Петюка.
Костюков останавливает меня в сенях.
— Чего он болтал спьяна, Михалев?
— О водителе Березовском беседовали.
Все равно уж война объявлена. Главинж бледнеет.
— Ты погоди, объясни! — кричит он вдогонку. Улица встречает меня гулом автомобилей, воробьиным криком, свежим хрустом снега. Над всем этим — равнодушные, как вечность, горы, придавившие маленький Козинск… Нет, нельзя отпускать Петюка, никак нельзя. Он больше не союзник Костюкова. Главинж это чувствует, иначе не примчался бы стремглав, чтобы пресечь наш разговор.
Стрельцов вихрем врывается в избу.
— Василий! Новость есть. Собирайся скорее.
На Володьке — замасленный комбинезон. С сегодняшнего дня он слесарь ремонтных мастерских, а я и вовсе не у дел. Костюков не стал терять времени. За «нанесение материального ущерба» меня ожидает судебная ответственность.
— Что еще стряслось, Стрелец?
Я уже привык к тому, что каждый день моей шоферской жизни в Козинске приносит неожиданности.
— Костюкову пришло срочное сообщение… Ты знаешь, — под Аксаем строится гидростанция. Так вот, туда надо турбины завозить. На обычную платформу их не поставишь, и нам срочно дают КРАЗ. Сегодня же надо ехать за первым тягачом. Ты стал бы работать на КРАЗе?
КРАЗ. Кременчугский дизельный тягач. Память услужливо подсказывает: двигатель в «двести лошадей», ширина почти три метра, вес двенадцать тонн. Машина, о которой можно только мечтать.
— Что ты меня разыгрываешь, Стрелец? Неужели Костюков даст мне КРАЗ?
— Чудак человек. Ты ведь у нас единственный шофер-дизелист, к тому же с опытом работы. Что остается делать Костюкову?
Мы пробегаем уставленный машинами двор. Мелькают чьи-то лица… КРАЗ! Первый тяжелогрузный рейс через Саяны. Неужели такая честь — мне?
— Не верю я в этот жест главинжа, Стрелец. Какой-то тут новый подвох.
Но Володька слишком обрадован известием, чтобы принимать всерьез хитроумие «благодушного» главинжа.
— Это единственная возможность вернуться на машину! Для тебя… и для меня… Ведь потребуется сменный водитель. Понимаешь? Ну, а потом мы уже сможем разговаривать с Костюковым на равных. И в автотресте на нас никто не будет смотреть, как на аварийщиков.
Стрельцов прав. Нельзя упускать этой возможности.
Одним махом перескакиваю ступеньки. В коридоре полно народу, нам со Стрельцовым предупредительно освобождают дорогу в кабинет к Костюкову.
Кто-то цепко хватает меня за рукав. Оглядываюсь — долговязый корреспондент Сухоногов щурит близорукие глаза.
— Товарищ, это вы! А я выяснял у главного инженера, что за водитель приезжал ко мне за старыми пленками. Хотел поблагодарить вас за ремонт батареи…
— Вы из-за меня приехали?
— Да нет, я по случаю перевозки турбины. Большое событие для тракта, не правда ли?
Значит, Костюков знает теперь о результатах моей поездки к корреспонденту. Тем более надо быть начеку. Стараясь уйти от грозящего ему разоблачения, главинж может решиться на отчаянный шаг… Но какой?
Костюков величавым жестом приглашает меня войти в кабинет. Перед ним лежит мое «Личное дело».
— Мы, Михалев, посоветовавшись с народом, решили доверить тебе КРАЗ. Ты, кажется, на Иркутской ГЭС работал на дизелях?
— Работал. На двадцатипятитонном.
— Ну, а здесь оправдаешь доверие?
— Постараюсь.
— Так в добрый час. Подбери себе помощника, дорога дальняя, трудная…
Костюков, предчувствуя мой выбор, смотрит на Стрельцова. Володька делает какое-то странное движение плечом: мол, ты сам волен решать, я же не требую. Но я знаю — для Стрельцова в эту минуту нет ничего желаннее, чем руль КРАЗа. Шофер понимает шофера без слов.
— Стрельцова, что ль? — спрашивает Костюков, словно желая поскорее закончить эту сцену.
Почему он так твердо намерен посадить нас со Стрельцом в одну кабину? Неожиданная вспышка филантропии? Как бы не так. Тут иной, не понятный мне расчет.
Петюк с безразличным видом прислонился к дверному косяку, покуривает в кулак. «Вы там решайте, а у меня чемоданы уже сложены». Вскоре ему покидать Козинск.
— Мне бы Петюка в помощь.
Шоферы недоуменно переглядываются.
— Петюк уезжает, — говорит Костюков. — Уже заявление мной подписано.
Кем бы он ни был, Петюк, но у него душа водителя. Он понимает, что такое первый рейс на тяжеловозе в Саянах. Это равносильно открытию новой трассы. Такая возможность, пожалуй, и не встретится больше в жизни.
— Я съезжу, — говорит Петюк. — Съезжу.
Он и Костюков смотрят друг другу в глаза.
Этот немой разговор продолжается недолго. Костюков сдается, опасаясь открытого бунта. Верно говорят, что ненадежный союзник опаснее врага.
— Ну, что ж, получайте документы на КРАЗ, упавшим голосом говорит главинж. Сегодня же отправляйтесь в Кадыр за машиной…
В окне я вижу: Стрельцов слоняется по двору между машин, похлопывая их по железным бокам. Плечи опущены.