Ночной мотоциклист (сборник) - Страница 40

— Ну, а Копосев ни при чем? — спросил я.

— Он действительно был связан с Маврухиным. Даже провожал его в тот вечер. Но в десять сорок пять он уже был в «Стадионе». Это алиби.

— Что же теперь делать мне?

— Думаю, рано раскрываться, — сказал Шиковец. — Оставайся на «Онеге». Может, Юрский объявится в порту.

— Но «Онега» уходит в рейс через три дня!

— Ну и что же?

Я промолчал. Все было ясно. Юрского возьмут к тому времени, когда я вернусь из рейса.

— Проветрись! У тебя, кстати, за прошлый год отпуск не использован. Отдохнешь.

Надо отдать должное — Шиковец не старался хитрить. Я хорошо понял все, что он хотел сказать. Мол, приехал ты с блестящими рекомендациями от своего начальства, но ведь не известно, как ты их заслужил. Пока особого прока от тебя не видать. Вот сначала помаринуем, посмотрим, что за гусь, а потом — милости просим!

Что ж, это по–своему справедливо… Катись, Чернов. Вкуси блаженство отдыха. Но я знал, что не смогу вкусить. Большущая ложка дегтя была примешена к той бочке радости, в которую мне предстояло окунуться. Я уже не мог оторваться от «дела Маврухина — Юрского». Прирос к нему. Так всегда бывает. Пока расследование не окончено, не можешь наслаждаться жизнью, как все.

И потом меня не оставляло ощущение, что, несмотря на всю серьезность и обоснованность версии, где–то допущена ошибка.

— Что задумался? — спросил Шиковец, поглядывая на часы.

Передо мной лежала фотография человека лет восемнадцати по фамилии Юрский. Этот парень, вчера еще подросток, совершил убийство… Причем из корыстных побуждений — отягчающее обстоятельство!

С фотографии смотрели на меня живые, дерзкие, мечтательные глаза.

— Я–то думал, что он дурачок, — сказал я. — Насмотрелся киношек, потолкался на улице и решит затеять невиданное путешествие к Азорским островам…

— Дурачок прихватил бы пару серебряных ложек и бабушкину «десятку», уцелевшую во времена Торг–сина. А этот «Благовещение» в четверть миллиона! Как же «дурачок»!

— Да, — сказал я. — Но он уж слишком молод для таких дел.

Сам не знаю, почему я высказал сомнение. Может, в душе моей таилось убеждение, что молодость способна на злое только по неведению или порыву, но творить зло сознательно, обдуманно не может.

— Все мы хотим быть добренькими и либеральными, — сказал Шиковец. — Это возвышает. Но вспомни, сколько вреда нанес нам либерализм. Преступник молод — простим. Отдадим на поруки! Скостим половину срока! Мы разучились быть строгими. По–моему так: если перед тобой преступник, отнесись к нему, как он этого заслуживает

Заметив мое молчаливое сопротивление, начальник добавил:

— В конце концов главное сейчас — найти Юрского. И мы найдем!.. Ну, все. Баста. Не волнуйся ни о чем.

«Не волнуйся». С какой легкостью мы даем подобные советы, не замечая, что они стерлись от частого употребления, как старые монеты, и давным–давно потеряли пену.

Я вернулся на «Онегу», когда солнце уже садилось в разрыве туч. Дул ветер. Суда покачивались, как поплавки.

— Сачок! — сказал Леша Крученых.

— Он под охраной профсоюзов, — рассмеялся Ложко. Фраза прозвучала как сплошное раскатистое «о».

— Здорово, волгарь, — ответил я, нарочито подражая его выговору, и тяжело опустился на скамью. — А где невеста?

— Завтра они отправятся в «предсвадебное путешествие», — сказал Леша. — На яхте по заливу.

— Попутного им ветра!

Механик и его помощник, уткнувшись лбами, колдовали над топливным насосом. В руках у Ложко дымился паяльник. Боцман, шурша стружками, перекладывал из ящика яйца и щелкал на счетах. Валера драил медяшки.

Команда готовилась к рейсу…

— Эй! — крикнул мне Боцман. — Ты не брал полиэтиленовые мешки? Четырех не хватает.

— Прошкус целый день пристает со своими мешками!

— Как не приставать? Большие мешки для продуктов. Их нигде не купишь, только в портовом складе выдают. В таком мешке мука хоть под водой хранится.

— А ты заверни муку в свою «болонью». Тоже не протекает.

Реплики пролетали мимо меня, как теннисные мячи. Но я не принимал участия в этой обычной словесной потасовке.

«Главное — найти Юрского», — сказал Шиковец… Если бы его найти до того, как «Онега» отправится в рейс!

— Пашка, чего ворон считаешь? — крикнул Валера. — Давай, а то Кэп премии лишит. Вкалывай.

Отсыпав из картонной коробки порошок, который матросы звали «чистоплюем», я пошел в рубку драить медь. За спинкой дивана лежала лоция. Я достал ее, положил перед собой и принялся тереть тряпкой выпуклый колпак компаса.

На первых страницах в лоцию был вклеен рисованный на кальке план акватории. Место, где стояла «Онега», капитан пометил красным карандашиком. Реконструкция еще не успела коснуться этих задворок. Сюда, как на свалку, буксиры затаскивали «старые калоши», и они тихо ржавели в ожидании беспощадного автогена.

Любое старое судно можно было превратить в убежище. Но ребята Шиковца корабельное кладбище уже осмотрели.

На карте, неподалеку от выхода нашего затончика в широкий портовый мир, был помечен темным, похожим на кляксу пятном небольшой островок. Называли его Крысиным.

Вряд ли в порту нашелся бы человек, который рискнул бы с приходом темноты ступить на этот клочок суши… Известно, как почитают моряки всяческие легенды и предания: людям заведомо мужественной профессии не стыдно признаваться в кое–каких слабостях.

Остров был «табу». Его дурная слава началась с того дня, как в порту завелись крысы; крысы же завелись с началом хлебной торговли — в незапамятные времена. Почему–то местом сборищ эти хищные зверьки выбрали небольшой остров малообжитой части гавани. Портовое начальство вело с островом отчаянную борьбу. Крыс травили, морили, выжигали, окуривали — и все тщетно.